(Продолжение.Начало в №№ 14-15, 16, 20-21, 22, 23-24, 25)

Нет на земле для меня места прекраснее, чем бабушкина деревня Синькасы, где я родилась, где моя малая родина. Все самое дорогое в воспоминаниях связано с именами бабушки, матери. С расстояния десятков лет особенно ясно видишь, какая непосильная ноша легла на их плечи - общие на всех взрослых военные тяготы,  да еще забота о детях, которых  надо было одеть, накормить, научить, уберечь от болезней. Какую великую силу духа надо было иметь в те годы женщине-матери, женщине-бабушке, чтобы не впасть в отчаяние, не растеряться, в письмах на фронт не оборонить тревожного слова. Не было предела тяжести, которую брали на себя женщины. Их ордена - их дети. Правильно говорили: я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик. Кроме общего нашего Дня Победы, есть у них свой военный праздник - выжившие, спасенные дети.

Война требовала от людей не только храбрости и стойкости на полях сражений, но и много продуктов, притом  лучшего качества. Рабочие и колхозники работали по-фронтовому. Спасибо женщинам!

Как я уже писала, сыновья бабушки - мои дяди - были на фронте с первых дней войны. На Николая пришло извещение: пропал без вести под Киевом. Когда пришло извещение о пропаже без вести в Ленинграде Федора уже после его возвращения домой, то тоже подумали:  может, и с Николаем вышла такая же ошибка? Жена Николая Мария Петровна Макаркина жила со свекровью, нашей бабушкой, двумя детьми 1938  и 1940 годов рождения.  Работала она в колхозе бригадиром. Когда приехал  с фронта Федор, он часто заменял ее. С первыми лучами солнца  колхозники выходили на работу. Бригада собиралась у околицы, дожидаясь опоздавших. Здесь начинался настоящий концерт песни и пляски, кто кого перепоет, перепляшет, сами сочиняли частушки об ударниках и лентяях. Сопровождающие музыкальные инструменты были разные, смотря  на какой  вид работы направлялись: в сенокос - грабли и косы, в жатву - серпы, в полив - ведра, на прополке - мотыги и тяпки. Женщины были на все руки мастерицы. У каждой было свое горе, своя беда. Общая работа сплачивала людей, на нее выходили от малолетних до стариков.

Моей бабушке в начале войны было 64 года. Дома ухаживала она за скотиной и за детьми Николая, но когда относила обед в поле снохе и моей сестре Тамаре (ей было 10 лет) всегда помогала и косить, и жать, и картошку копать. Вечером на колхозной кухне давали кашу по списку бригадира. Дети ходили поливать, полоть, ворошить сено. Бабушки и мамы ставили детей и внучат рядом с собой, и под надзором взрослых работу малолетки выполняли  хорошо. Раньше каждая деревня - свой колхоз. Сажали и сеяли все виды зерновых и овощей. Председатель колхоза Д.Р.Стафик  говорил: «Бабенки, работайте, голодными не останетесь, чем могу, помогу». В соседний лес за ягодами, орехами ходили только в дождь. Как хотелось этих сладких ягод, но каша была желаннее.   

У нас в деревне жгли угли. Дрова дубовые или березовые клали друг на друга поплотнее высотой метра в полтора , засыпали сверху землей и поджигали. Делали древесный уголь. Надо было следить, чтобы огонь не вырвался наружу, иначе получалась зола. Этот уголь меняли на зерно в степных деревнях, шел он для работы в кузницах.

 Чем еще отличался город от  деревни? Если из 10 семей (наших соседей) в городе ушли на фронт 5 защитников, то в деревне из 5 – 10. Если в городе оставались по броне, то в деревне брони не было. Откупались и в городе, и в деревне. Были в колхозе и единоличники, называли их еще «секторами».  Это люди, которые не вступали в колхоз. Их дети и  они сами свободно ходили в лес. Были и такие, кто открыто ждал прихода немцев. Я не хочу называть его фамилию, когда враг подходил к Москве, он говорил моей бабушке: «Все, Акулина, ваша власть кончилась, теперь начнется наша». Он даже приготовил для нее могилу и виселицу : « Тебя, Акулина, как мать троих командиров Красной Армии повесят на нашей раките первой. Сгниешь и упадешь в колодец под дерево, а я тебя закопаю». Он сам и его сыновья откупились от фронта.

Но эта горстка ничтожных  людей не затемняла общую атмосферу деревни. Колхозники работали с огоньком. На полях звенели песни, праздники справляли, объединяясь вместе. Конечно, хватало и тяжестей. Если зерна было мало, то мололи на самодельной ручной мельнице, огонь добывали либо, бегая с баночкой за углем туда, где печь уже затоплена, либо с помощью кремня и обломка напильника. Стирали золой. Особенно тяжело было отбеливать  самотканые холсты. Покупали обрывки ниток у татар на разъезде Пинер, потом их распускали, связывали в одно целое. Сколько было мороки с коноплей: вырастить, вымочить, помять, спрясть и т.д. Всю зиму пряли и ткали. Надо было все это успеть до схода снега. Холст из конопли и льна надо было еще отбеливать. Мыла не было, о порошках тогда и не слышали. Отбеливали золой, стелили на снег до самой пасхи, периодично споласкивая. Из шерсти ткали зимние портянки. Носили их с лаптями. Лапти - обувь легкая и удобная в пути.

Немалая часть заботы досталась детям: ухаживали за огородом, добывали топливо (бегали в лес за хворостом), готовили веники для ягнят, носили воду, поливали, нянчили малышей. Война диктовала свои законы выживания и для детей. В деревне в школу начинали  ходить с 1 октября, до этого помогали убирать с полей урожай.