Всем любящим, любимым, ласковым,

умным, добрым и всегда красивым

внучкам, дочерям, женам, мамам и бабушкам

с наилучшими пожеланиями и

поздравлениями с Международным женским днем

посвящается...

Незадолго до женского праздника 8 Марта Николай с Юркой, своим 45-летним другом детства, и его пенсионеркой-мамой сидели у экрана недавно купленного в кредит «Рекорда» и смотрели шоу Андрея Малахова «Пусть говорят». На экране человек восточной внешности, отец пятерых детей, говорил о своей бывшей жене, нарожавшей их, пьющей и гулящей, встретившей недавно свою очередную «любовь». Она требовала от него разрешить встречаться с брошенными ею детьми. А одна из женщин в годах, но еще достаточно красивая, сказала, как бы констатируя факт, что большинство женщин в России живут без любви.

- А вот я с ней не согласен,- заметил Коля.

- Почему? - спросил Юрка.

- Потом поделюсь.

Юркина мама тоже высказалась:

- Махмуду надо найти другую маму для своих детей. Добрую женщину, в его годах, его национальности, его веры.

Юрка возразил:

- Женщины-камикадзе давно перевелись. Помнишь, мама, бабушку Валю? Она всегда говорила: «Не выходи замуж за чужих детей и не женись на неродных».

Бабушка Валя получила похоронку на мужа в 1942-м и на сына из-под Сталинграда – год спустя. В 1945 году, когда мужчины в России остались наперечет, она вышла замуж за Юркиного деда и всю жизнь воспитывала неродных детей и внуков. Нахлебалась сполна, но родной им так и не стала. Юрка только перед смертью деда, когда ему уже было 15, узнал, что родная его бабушка, Вера, умерла от инфаркта еще в 1943-м. Перед смертью дед спал с открытыми глазами и звал в бреду безвременно ушедшую Веру. До Юрки не сразу дошло, что бабушка Валя, которая всегда была рада видеть внучат и нянчилась с ним и его грудным братом, когда их мама уезжала на сессию в Москву, – отцова мачеха.

Когда малаховское «Пусть говорят» закончилось, и Юркина мама сказала: «Если полюбишь женщину, то и не твои дети станут тебе родными», - Юрка вышел на свежий воздух покурить и проводить друга.

- Я тебе обещал поделиться, - начал Коля свой монолог. – Ты ведь знаешь – я редко вижу сны, да и редко помню их потом. Но этот!? Проснулся под утро в холодном поту, все лицо в слезах оттого что плачу в голос, навзрыд. А приснилось мне вот что: я все вижу и слышу, а меня – никто, как при клинической смерти. Вижу, значит, одиноко стоящий 2-этажный деревянный дом, все в серо-коричневых тонах, вокруг яблони без листьев, холодно, сыро… Вошел. На первом этаже незнакомые мне люди, почему-то с ружьями, пьют кофе около погасшего камина. Поднимаюсь на второй этаж. Там, гляжу, Нинка, жена моя, в чемодан на кровати вещи собирает. Она не одна: дочки её еще маленькие, Юленька и Настенька, шумно по комнате бегают, играют! Сейчас-то они взрослые уже. Спиной ко мне мужик какой-то стоит и Нинку, значит, убеждает: «Нинок, там лучше будет, там не как здесь – всё серое, там цветущий сад, птицы поют, тепло и дочкам нашим будет лучше: на зеленой лужайке, на солнышке играть будут. Поедем, Нинок». В коричневом мужике я узнал Андрея, Нининого мужа, который умер 20 лет назад, и спросил: «Куда это ты их увозить собрался?» Он ответил (мы почему-то друг друга видели и слышали, а Нина с дочками – нет.): «У меня там третий участок у цветочной поляны, а у них, - показал он на Нину с дочками, - пятый. Вот и объединимся».

«Не надо их никуда увозить. Нам и здесь хорошо! – закричал я. – Нина! Не слушай его. Он ведь вас на тот свет зовет!» Нина меня не слышала и медленно складывала вещи в коричневый чемодан. И тут я, осознав свою беспомощность и бессилие, навзрыд заплакал и проснулся.

Моя Нинуля, раскинувшись, лежала рядом, посапывая в пуховую подушку. Я с облегчением подумал: «Это всего лишь дурной сон. Вот оно – счастье, когда близкий, родной человек рядом!» Я понял, что любовь – это как способность к музыке, живописи, поэзии, просыпается у каждого в своё время. Иногда, а это несчастье, не просыпается вообще. Спать не хотелось и я, выйдя на кухню,  подумал, что великий Чайковский просыпался от звучавшей в голове музыки и стал со временем спать спокойно только тогда, когда научился перекладывать ее в ноты. Как в народе исстари говорят: каждому овощу - своё время! Любовь – это как топленое молоко: сверху – вкусная коричневая пенка, потом – само молоко, бежевого оттенка. Люди, наделенные богом способностью влюбляться, как правило, фантазеры. Влюбленность как пенка, это еще не любовь, хотя нам  очень хочется считать ее любовью. Мы начинаем наделять тех, кто затронул струны нашей души, качествами, не присущими им. И когда чаша несоответствия переполняется, наступают разочарование, пустота, которую ничем не заполнить. В такие минуты хочется уйти от мира, от себя, а порой и от жизни. Пенки съедаются, и начинается поиск, который может продлиться всю жизнь. Любовь – это не чудо, которое сходит с небес, а титаническая работа души: умение понимать любимого человека, доверять ему самое сокровенное, прощать его ошибки, слабости и многое другое.

Николай с улыбкой закончил:

- Когда я проснулся с мокрым от слез лицом, рядом со мной спала женщина, которая роднее и ближе мне всех когда-либо окружавших и окружающих меня. Она не похожа ни на одну из придуманных мною пенок, но она достойна большой и светлой любви. Порой мне кажется: то, что я искал всю жизнь за горизонтом, всегда было рядом, только я этого не замечал. Мне очень хочется верить, что путь моих поисков пройден, но… что там,  впереди, знает только Бог.

На этих словах Колин монолог закончился, и друзья стали прощаться. Напоследок Юрка спросил:

- Коль, а ты что своей Нинуле подаришь?

Колька отшутился:

- Я поумнел теперь: деньгами из загашника отдарюсь. Она ведь  покапризничать любит: то не так, это не эдак. А в душе – три красные розы.

На этом друзья простились, пожав друг другу руки.

Вечер был нехолодный. Ветра не было. «Скоро весна», - подумал Юрка и заторопился домой.