Как известно, московские умы реформируют государственный русский язык. Реформа явно затянулась. Неспроста Президент нашей страны Д.А. Медведев в недавнем послании Федеральному собранию сказал, что пора кончать заниматься перестановкой ударения в словах.

Как-то минувшим летом показали по телевидению четыре увесистых тома новых словарей русского языка. Осенью продемонстрировали еще один, который якобы отличается от ранее изданных. Невольно создается впечатление, что московские умы занимаются не столько реформированием, сколько капиталистическим соревнованием за право на издание словарей и получения дохода. Что ж, время такое. Многие тысячи людей, особенно связанных профессионально с русским языком, беспокоит другое: содержание словарей, изменения и дополнения, которые в язык внесены и приняты за норму. В кратких информациях о показанных по телевидению словарях речь шла о словах кофе, договор, Интернет, йогурт… И, собственно, все. Сообщалось, что кофе теперь можно будет произносить и писать как в мужском, так и среднем роде, в слове договор разрешается делать ударение как на последнем, так и на первом слоге, а Интернет следует писать с прописной буквы. Первые два слова «реформированы», видимо, «идя навстречу пожеланиям трудящихся», поскольку оба именно так употребляются большинством народа. А вот йогурт многие произносят на первом слоге. Теперь правильно будет и на последнем.

В царской России кофе попивали только великосветские люди дворянского происхождения. И кофе величали «кофей» и «кофий», в мужском роде. Народ же довольствовался в основном корнями сорняка под названием цикорий. А когда услышал о кофе, то, не задумываясь, определил его в средний род, скорее всего, к словам – благородие, зелье, отрезвление и другим. Но от «кофе» родилось другое слово – «кофеёк», уже мужского рода. Может быть, потому сегодняшние реформаторы приняли «золотую середину»: правильно кофе будет мужского рода, но допустим и средний.

Но дело разве только в «кофе»? И не в слове «договор», которое пусть будет с двояким ударением: с правильным на последнем слоге и допустимом на первом. Так говорят в народе. Однако, на мой взгляд, стоит ли идти за народом? Плестись у него в хвосте, вместо того, чтобы настойчиво прививать людям, особенно молодым, нормативно-правильное произношение слов. А в хвосте у народа плетется телевидение. Некоторые представители современной аристократии, даже имея высшее образование, в многочисленных, заранее подготовленных, но почему-то не отредактированных шоу пропагандируют неправильное произношение: феномен, диспансер, комбайнёр, прополис, стартёр, осужден… Так говорят в народе. Но в нем еще и так говорят: столяр, шофер, алкоголь, приговор, свекла, портфель, ходатай, баловать и т.д. По логике, вслед за «договором» все эти слова с народным произношением тоже должны войти в новые словари русского языка с двояким ударением. А для чего это надо? Реформа ради реформы? А ведь в современном русском языке без ударения есть что поправлять. Не реформировать, а именно поправлять. К примеру, в разговорную речь и уже в правописание въелись без окончания ов десять (пятьдесят, сто) грамм, десять (пятьдесят, сто) килограмм. Допускается произношение с усечением окончания десять (пятьдесят, сто) гектар, хотя писать следует гектаров. Но ведь мы не говорим и не пишем десять сантиметр, десять километр. Все слова от глагола идти пишутся с согласной д: иду, идешь, идем, придешь, придем… А в единственном прийти появляется й вместо д. Почему это считается нормой? Следует придти. И не надо ссылаться на народное произношение (о «как говорим, так и пишем» речь пойдет ниже). На каком основании мы стали по-видимому писать через дефис? Это ведь не по-своему, по-моему… И почему государственная награда стала правительственной, а командированный человек теперь – командировочный? Исчезнет ли при реформировании слово русский из числа прилагательных, которое логично заменить на российский?  Русский поэт (кинорежиссер, изобретатель, банкир, олигарх, бандит и т.д.) не всегда русской национальности.  

Если «кофе» станет двуродовым, то какова судьба, например, слов тюль, толь, шампунь, которые народ в основной массе считает женского рода? Тюль, может быть, достоин перейти в женский род, все-таки ткань, занавеска. Большой беды не будет, если и толь с шампунем последуют за тюлем. Во всяком случае, привычнее народу и устно и письменно склонять эти слова.

Гораздо интереснее вопрос о других словах, род которых уже сменился без реформы. К примеру, в магазинах давно продается подсолнечное масло под названием «Золотая семечка». Выпускается филиалом «МЭЗ Юг Руси Ростов». Кто внес свою лепту таким названием в государственный язык – не узнать. А вот то, что он (она, они) не имеет никакого отношения к общепринятому языку (возможно, и к народу), это несомненно. А если эта «семечка» узаконится, то нам с нашими потомками, вероятно, придется говорить и писать «голубая небушка», «ясная солнышка»… Но на это вряд ли пойдут московские реформаторы.

А вот куда более «оригинальные» словесные перлы, которые уже довольно широко используются в государственном языке, вполне могут быть использованы как нормативные. Они распространяются кино, телевидением и лесными клещами впиваются в русскую речь. Современные постановщики фильмов и заранее снятых телешоу (как, кстати, и сочинители множества песен) вроде бы с целью «сближения с народом» ориентируют молодежь на упрощенный дешевый вкус, у которой и без того язык замусорен. Нередко в уста положительных героев вкладываются не присущие им, имеющие другой смысл, ухорежущие суррогатные и жаргонные слова и выражения: базар, втихаря, париться, мокруха, кайф, западло (как правильно: вместе или раздельно?) и другие.

В каком-то фильме, показанном по телевидению, молодой армейский офицер говорит пожилому профессору: «Фильтруй базар!» Здорово, не правда ли? Как в кругу преступников. Но молодой офицер – герой положительный. Да и профессор, судя по фильму, к преступной группировке не принадлежал. И не удивительно, если точно такие слова произносит сын (дочь) в разговоре с папой (мамой, другом, девушкой) и в случае замечания сошлется на положительного героя фильма. Или на новый словарь, если подобные выражения после реформы станут нормативными.

В другом фильме – о предвоенных и военных годах – положительный герой совсем по-молодежному говорит товарищу: «Она клёвая девчонка!» Постановщики фильма учли и одежду, и прическу тех лет, но не учли одного: не мог их герой сказать «клёвая девчонка», потому что слыхом не слыхал о слове-уродце «клёво» и «клёво не оттягивался», и сказал бы «хорошая (чудесная, замечательная) девчонка».

Всё вроде бы соответствует действительности в историческом фильме «1612». Но… Идут два товарища – русский и татарин. Татарин говорит расстроенному другу: «Не парься, Андрей!» Ну прямо-таки образец сближения народной речи тех далеких времен с «современным русским» языком! Татарин, если знал русскую речь, сказал бы товарищу: не мучайся, не беспокойся, не терзайся… Ему бы и в голову не пришло – не парься. Люди тогда, если парились, то в банях, но не на тюремных нарах. В народе бытует просторечное выражение «запариться на работе», которое  подчеркивает физическую усталость, а не душевное состояние. Однако «не парься» можно услышать не только в этом фильме, но и в других. И в телешоу. И в разговорной речи наших современников.

Как гриппозный микроб, из одного телешоу в другое переносится и закрепляется в сознании их смотрящих модное, «гламурное», слово драйв. Мало того, на телевидении есть даже канал с таким названием. «Побольше драйва», «не хватает драйва»… Неужели и это слово займет место в нормативном русском языке? А что означает этот «драйв»? Откроем «Словарь иностранных слов». Читаем: «Драйв (англ.) – в теннисе – один из основных ударов, придающих мячу вращение в направлении полета; производится, когда мяч находится на высоте между поясом и плечом». Тогда – при чем тут удар по мячу, если в шоу выступает, скажем, танцор или фигурист на коньках? Значит, современный «народ» в лице нуворишей-гламурщиков что-то узрел в «драйве» и придал ему иной смысл. Ох как хочется показать свою оригинальность! А ведь есть в русском языке вполне уместное, короткое и звучное слово – задор! Что лучше: выступает с драйвом или – с задором, драйвовая девчонка или задорная девчонка?

В трафаретных телефильмах о милиции фигурирует нелепое и, можно сказать, с нехорошим подтекстом словосочетание «убойный отдел». Наверное, многие знают, что убойные, но не отделы, а цехи существуют на мясокомбинатах, и в них занимаются не расследованием убийств.

На памяти попытка реформы русского языка в первой половине шестидесятых годов прошлого века. Предлагалось – как говорим, так и пишем. Глупейшая идея такого реформирования была встречена в штыки. Ну как можно было принять за нормативный государственный язык, если в нашей стране десятки областей и почти в каждой говорят «по-своему»? Окают или акают, проговаривают слова полностью или усекают окончания, ставят ударение в начале или конце слов… Какое наречие выбрать за основу? Одним из первых на предложенное реформирование откликнулся выходящий тогда большим тиражом всесоюзный сатирический журнал «Крокодил». Он опубликовал фельетон в стиле «как говорим, так и пишем». Это была дикость, непригодная для чтения. Примерно так сегодня пишут на телевидение «крутые» или «под кайфом» молодые люди «эсэмэски»: «заиц я тибя цалую жди миня читверк»...

Без государственного языка, общепринятых норм произношения и правописания не обойтись ни в одной цивилизованной стране. Особенно в нашей – многоговорной и многонациональной. И, конечно, государственный язык не может и не должен быть застывшим. Как река питается ручьями и ручейками, так и он должен пополнятся новыми, необходимыми для устной и письменной речи словами и словосочетаниями. Новыми – не значит чужеродными, если имеются аналогичные свои, искаженными в тех или иных кругах по смыслу, надуманными, вносящими в язык грубость, жесткость, пошлость, бессмыслицу. Вот тут-то и надо фильтровать. И выбрасывать «базар». Фильтрацией в первую очередь следовало бы заниматься нынешнему высшему свету, кино и телевидению, однако они, пользуясь «свободой слова», делают наоборот. Молодняк же подхватывает «модность», добавляет свои «потрясные приколы» и распространяет языковую грязь. Учителям русского языка, культработникам, родителям, всем, кто не желает слушать первобытную речь, необходимо настойчиво внушать и напоминать, что чужеродные или искаженные  слова-суррогаты используются в добротной литературе, хороших фильмах, спектаклях, юмористических и особенно сатирических передачах для характеристики отрицательных героев, для показа того, к какой части общества принадлежит человек,  его уровня кругозора и культуры. Если же наш современник непосредственно участвует в той или иной передаче и употребляет «модные и оригинальные» слова и выражения, то он этим сам себя характеризует. Стоит ли перенимать ограниченность?

Русский язык надо хорошо знать самим русским. Хотя бы для того, чтобы не краснеть перед людьми других национальностей, которые у русских учатся говорить и писать. К сожалению, многие из «нашего брата» страдают самомнением: дескать, мы свой язык знаем, пусть другие его изучают. Поэтому «другие», хорошо изучившие государственный язык, зачастую куда успешнее поступают в вузы. В числе «других» особенно отличаются евреи. Они, в какой бы стране ни жили, в совершенстве овладевают государственным языком. Пример тому наша Россия. Не надо удивляться, что евреи поступали и поступают в престижные учебные заведения, а впоследствии становятся широко известными учеными, политиками, поэтами, писателями, юристами, журналистами, кинематографистами, издателями и т.д. Некоторые из них стали авторами пособий и учебников по русскому языку. И пора понять – и не только русским по национальности, – что успехи эти кроются не в какой-то особой одаренности.

Каждому русскому(ой) школьнику(це) написать бы для себя на листе бумаги или прямо на учебнике, занести в мобильный телефон или компьютер такую фразу: незнание своего языка – позор! А после прочтения этого напоминания школьнику(це) найти время, чтобы почитать учебник или заглянуть в «Словарь русского языка». Или открыть одну из книг классиков русской литературы. Тогда, может быть, на экране телевизора не появится очередная «эсэмэска» типа: «я тибя цалую».

P.S. Написать эту статью меня подтолкнула недавняя (24 ноября) передача по телевидению «Кто хочет стать миллионером?» Друг перед другом сидят известные широкой публике телеработники. Один – журналист, другой – филолог. В наигранно-шутливой болтовне журналист,  как в «курилке», говорит о себе, что-де он «старпёр». Грубое, унижающее пожилых людей слово повторяет и филолог. Возможно, и оно претендует на место нормативного в реформируемом русском языке?